Был канун рождества сторож переселенческого. Н.д.телешов, елка митрича: комментируем текст фипи. Примерный круг проблем

Был канун рождества сторож переселенческого. Н.д.телешов, елка митрича: комментируем текст фипи. Примерный круг проблем

Николай Дмитриевич Телешов

Из цикла «Переселенцы».

Был канун рождества.

Сторож переселенческого барака, отставной солдат, с серою, как мышиная шерсть, бородою, по имени Семен Дмитриевич, или попросту Митрич, подошел к жене и весело проговорил, попыхивая трубочкой:

— Ну, баба, какую я штуку надумал!

Аграфене было некогда; с засученными рукавами и расстегнутым воротом она хлопотала в кухне, готовясь к празднику.

— Слышь, баба, — повторил Митрич. — Говорю, какую я штуку надумал!

— Чем штуки-то выдумывать, взял бы метелку да вон паутину бы снял! ответила жена, указывая на углы. — Вишь, пауков развели. Пошел бы да смёл!

Митрич, не переставая улыбаться, поглядел на потолок, куда указывала Аграфена, и весело сказал:

— Паутина не уйдет; смету. А ты, слышь-ка, баба, что я надумал-то!

— Вот те и ну! Ты слушай.

Митркч пустил из трубки клуб дыма и, погладив бороду, присел на лавку.

— Я говорю, баба, вот что, — начал он бойко, но сейчас же запнулся. — Я говорю, праздник подходит.

И для всех он праздник, все ему радуются. Правильно, баба?

— Ну вот я и говорю: все, мол, радуются, у всякого есть свое: у кого обновка к празднику, у кого пиры пойдут. У тебя, к примеру, комната будет чистая, у меня тоже свое удовольствие: винца куплю себе да колбаски.

У всякого свое удовольствие будет, — правильно?

— Так что ж? — равнодушно сказала старуха.

— А то, — вздохнул снова Митрич, — что всем будет праздник как праздник, а вот, говорю, ребятишкам-то, выходит, и нет настоящего праздника. Поняла. Оно праздник-то есть, а удовольствия никакого. Гляжу я на них, да и думаю; эх, думаю, неправильно. Известно, сироты. ни матери, ни отца, ни родных. Думаю себе, баба:

нескладно. Почему такое — всякому человеку радость, а сироте — ничего!

— Тебя, видно, не переслушаешь, — махнула рукой Аграфена и принялась мыть скамейки.

Но Митрич не умолкал.

— Надумал я, баба, вот что, — говорил он, улыбаясь, — надо, баба, ребятишек потешить. Потому видал я много народу, и наших и всяких людей видал. И видал, как они к празднику детей забавляют. Принесут, это, елку, уберут ее свечками да гостинцами, а ребятки-то ихние просто даже скачут от радости. Думаю себе, баба: лес у нас близко. срублю себе елочку да такую потеху ребятишкам устрою, что весь век будут Митрича поминать!

Вот, баба, какой умысел, а?

Митрич весело подмигнул и чмокнул губами.

Аграфена молчала. Ей хотелось поскорее прибрать и вычистить комнату. Она торопилась, и Митрич с своим разговором ей только мешал.

— Нет, каков, баба, умысел, а?

— А ну те с твоим умыслом! — крикнула она на мужа. — Пусти с лавки-то, чего засел! Пусти, некогда с тобой сказки рассказывать!

Митрич встал, потому что Аграфена, окунув в ведро мочалку, перенесла ее на скамью прямо к тому месту, где сидел муж, и начала тереть. На пол полились струи грязной воды, и Митрич смекнул, что пришел невпопад.

— Ладно, баба! — проговорил он загадочно. — Вот устрою потеху, так небось сама скажешь спасибо. Говорю, сделаю — и сделаю! Весь век поминать будут Митрича ребятишки.

— Видно, делать-то тебе нечего.

— Нет, баба! Есть что делать: а сказано, устрою — и устрою! Даром что сироты, а Митрича всю жизнь не забудут!

И, сунув в карман потухшую трубку, Митрич вышел во двор.

По двору, там и сям, были разбросаны деревянные домики, занесенные снегом, забитые досками; за домиками раскидывалось широкое снежное поле, а дальше виднелись верхушки городской заставы. С ранней весны и до глубокой осени через город проходили переселенцы. Их бывало так много, и так они были бедны, что добрые люди выстроили им эти домики, которые сторожил Митрич.

Домики бывали все переполнены, а переселенцы между тем все приходили и приходили. Деваться им было некуда, и вот они раскидывали в поле шалаши, куда и прятались с семьей и детьми в холод и непогоду. Иные жили здесь неделю, две, а иные больше месяца, дожидаясь очереди на пароходе. В половине лета здесь набиралось народа такое множество, что все поле было покрыто шалашами. Но к осени поле мало-помалу пустело, дома освобождались и тоже пустели, а к зиме не оставалось уже никого, кроме Митрича и Аграфены да еще нескольких детей, неизвестно чьих.

— Вот уж непорядок, так непорядок! — рассуждал Митрич, пожимая плечами. — Куда теперь с этим народом деваться? Кто они такие? Откуда явились?

Вздыхая, он подходил к ребенку, одиноко стоявшему у ворот.

Ребенок, худой и бледный, глядел на него робкими глазами и молчал.

— Как тебя звать? — Фомка.

— Откуда? Как деревню твою называют?

Ребенок не знал.

— Ну, отца как зовут?

— Знаю, что тятька. А имя-то у него есть? Ну, к примеру, Петров или Сидоров, или, там, Голубев, Касаткин?

Как звать-то его?

Привычный к таким ответам, Митрич вздыхал и, махнув рукою, более не допытывался.

— Родителей-то знать, потерял, дурачок? — говорил он, гладя ребенка по голове. — А ты кто такой? — обращался он к другому ребенку. — Где твой отец?

— Помер? Ну, вечная ему память! А мать куда девалась?

Митрич разводил руками и, собирая таких сирот, отводил их к переселенческому чиновнику. Тот тоже допрашивал и тоже пожимал плечами.

У одних родители умерли, у других ушли неизвестно куда, и вот таких детей на эту зиму набралось у Митрича восемь человек, один другого меньше. Куда их девать?

Кто они? Откуда пришли? Никто этого не знал.

«Божьи дети!» — называл их Митрич.

Им отвели один из домов, самый маленький. Там они жили, и там затеял Митрич устроить им ради праздника елку, какую он видывал у богатых людей.

«Сказано, сделаю — и сделаю! — думал он, идя по двору. — Пускай сиротки порадуются! Такую потеху сочиню, что весь век Митрича не забудут!»

Прежде всего он отправился к церковному старосте.

— Так и так, Никита Назарыч, я к вам с усерднейшей просьбой. Не откажите доброму делу.

— Прикажите выдать горсточку огарков. самых ма

хоньких. Потому как сироты. ни отца, ни матери. Я, стало быть, сторож переселенский. Восемь сироток осталось. Так вот, Никита Назарыч, одолжите горсточку.

— На что тебе огарки?

— Удовольствие хочется сделать. Елку зажечь, вроде как у путных людей.

Староста поглядел на Митрича и с укором покачал головой.

— Ты что, старик, из ума, что ли, выжил? — проговорил он, продолжая качать головой. — Ах, старина, старина! Свечи-то небось перед иконами горели, а тебе их на глупости дать?

— Ведь огарочки, Никита Назарыч.

— Ступай, ступай! — махнул рукою староста. — И как тебе в голову такая дурь пришла, удивляюсь!

Митрич как подошел с улыбкой, так с улыбкой же и отошел, но только ему было очень обидно. Было еще и неловко перед церковным сторожем, свидетелем неудачи, таким же, как и он, старым солдатом, который теперь глядел на него с усмешкой и, казалось, думал: «Что?

Наткнулся, старый хрен. » Желая доказать, что он не «на чай» просил и не для себя хлопотал, Митрич подошел к старику и сказал:

— Какой же тут грех, коли я огарок возьму? Сиротам прошу, не себе. Пусть бы порадовались. ни отца, стало быть, ни матери. Прямо сказать: божьи дети!

В коротких словах Митрич объяснил старику, зачем ему нужны огарки, и опять спросил:

— Какой же тут грех?

— А Никиту Назарыча слышал? — спросил в свою очередь солдат и весело подмигнул глазом. — То-то и дело!

Митрич потупил голову и задумался. Но делать было нечего. Он приподнял шапку и, кивнув солдату, проговорил обидчиво:

Николай Телешов — Елка Митрича

Николай Телешов — Елка Митрича краткое содержание

Елка Митрича — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Телешов Николай Дмитриевич

Николай Дмитриевич Телешов

Из цикла «Переселенцы».

Был канун рождества.

Сторож переселенческого барака, отставной солдат, с серою, как мышиная шерсть, бородою, по имени Семен Дмитриевич, или попросту Митрич, подошел к жене и весело проговорил, попыхивая трубочкой:

— Ну, баба, какую я штуку надумал!

Аграфене было некогда; с засученными рукавами и расстегнутым воротом она хлопотала в кухне, готовясь к празднику.

— Слышь, баба, — повторил Митрич. — Говорю, какую я штуку надумал!

— Чем штуки-то выдумывать, взял бы метелку да вон паутину бы снял! ответила жена, указывая на углы. — Вишь, пауков развели. Пошел бы да смёл!

Митрич, не переставая улыбаться, поглядел на потолок, куда указывала Аграфена, и весело сказал:

— Паутина не уйдет; смету. А ты, слышь-ка, баба, что я надумал-то!

— Вот те и ну! Ты слушай.

Митркч пустил из трубки клуб дыма и, погладив бороду, присел на лавку.

— Я говорю, баба, вот что, — начал он бойко, но сейчас же запнулся. — Я говорю, праздник подходит.

И для всех он праздник, все ему радуются. Правильно, баба?

— Ну вот я и говорю: все, мол, радуются, у всякого есть свое: у кого обновка к празднику, у кого пиры пойдут. У тебя, к примеру, комната будет чистая, у меня тоже свое удовольствие: винца куплю себе да колбаски.

У всякого свое удовольствие будет, — правильно?

— Так что ж? — равнодушно сказала старуха.

— А то, — вздохнул снова Митрич, — что всем будет праздник как праздник, а вот, говорю, ребятишкам-то, выходит, и нет настоящего праздника. Поняла. Оно праздник-то есть, а удовольствия никакого. Гляжу я на них, да и думаю; эх, думаю, неправильно. Известно, сироты. ни матери, ни отца, ни родных. Думаю себе, баба:

нескладно. Почему такое — всякому человеку радость, а сироте — ничего!

— Тебя, видно, не переслушаешь, — махнула рукой Аграфена и принялась мыть скамейки.

Но Митрич не умолкал.

— Надумал я, баба, вот что, — говорил он, улыбаясь, — надо, баба, ребятишек потешить. Потому видал я много народу, и наших и всяких людей видал. И видал, как они к празднику детей забавляют. Принесут, это, елку, уберут ее свечками да гостинцами, а ребятки-то ихние просто даже скачут от радости. Думаю себе, баба: лес у нас близко. срублю себе елочку да такую потеху ребятишкам устрою, что весь век будут Митрича поминать!

Вот, баба, какой умысел, а?

Митрич весело подмигнул и чмокнул губами.

Аграфена молчала. Ей хотелось поскорее прибрать и вычистить комнату. Она торопилась, и Митрич с своим разговором ей только мешал.

— Нет, каков, баба, умысел, а?

— А ну те с твоим умыслом! — крикнула она на мужа. — Пусти с лавки-то, чего засел! Пусти, некогда с тобой сказки рассказывать!

Митрич встал, потому что Аграфена, окунув в ведро мочалку, перенесла ее на скамью прямо к тому месту, где сидел муж, и начала тереть. На пол полились струи грязной воды, и Митрич смекнул, что пришел невпопад.

— Ладно, баба! — проговорил он загадочно. — Вот устрою потеху, так небось сама скажешь спасибо. Говорю, сделаю — и сделаю! Весь век поминать будут Митрича ребятишки.

— Видно, делать-то тебе нечего.

— Нет, баба! Есть что делать: а сказано, устрою — и устрою! Даром что сироты, а Митрича всю жизнь не забудут!

И, сунув в карман потухшую трубку, Митрич вышел во двор.

По двору, там и сям, были разбросаны деревянные домики, занесенные снегом, забитые досками; за домиками раскидывалось широкое снежное поле, а дальше виднелись верхушки городской заставы. С ранней весны и до глубокой осени через город проходили переселенцы. Их бывало так много, и так они были бедны, что добрые люди выстроили им эти домики, которые сторожил Митрич.

Домики бывали все переполнены, а переселенцы между тем все приходили и приходили. Деваться им было некуда, и вот они раскидывали в поле шалаши, куда и прятались с семьей и детьми в холод и непогоду. Иные жили здесь неделю, две, а иные больше месяца, дожидаясь очереди на пароходе. В половине лета здесь набиралось народа такое множество, что все поле было покрыто шалашами. Но к осени поле мало-помалу пустело, дома освобождались и тоже пустели, а к зиме не оставалось уже никого, кроме Митрича и Аграфены да еще нескольких детей, неизвестно чьих.

— Вот уж непорядок, так непорядок! — рассуждал Митрич, пожимая плечами. — Куда теперь с этим народом деваться? Кто они такие? Откуда явились?

Вздыхая, он подходил к ребенку, одиноко стоявшему у ворот.

Ребенок, худой и бледный, глядел на него робкими глазами и молчал.

— Как тебя звать? — Фомка.

— Откуда? Как деревню твою называют?

Ребенок не знал.

— Ну, отца как зовут?

— Знаю, что тятька. А имя-то у него есть? Ну, к примеру, Петров или Сидоров, или, там, Голубев, Касаткин?

Как звать-то его?

Привычный к таким ответам, Митрич вздыхал и, махнув рукою, более не допытывался.

— Родителей-то знать, потерял, дурачок? — говорил он, гладя ребенка по голове. — А ты кто такой? — обращался он к другому ребенку. — Где твой отец?

— Помер? Ну, вечная ему память! А мать куда девалась?

Митрич разводил руками и, собирая таких сирот, отводил их к переселенческому чиновнику. Тот тоже допрашивал и тоже пожимал плечами.

У одних родители умерли, у других ушли неизвестно куда, и вот таких детей на эту зиму набралось у Митрича восемь человек, один другого меньше. Куда их девать?

Кто они? Откуда пришли? Никто этого не знал.

«Божьи дети!» — называл их Митрич.

Им отвели один из домов, самый маленький. Там они жили, и там затеял Митрич устроить им ради праздника елку, какую он видывал у богатых людей.

«Сказано, сделаю — и сделаю! — думал он, идя по двору. — Пускай сиротки порадуются! Такую потеху сочиню, что весь век Митрича не забудут!»

Прежде всего он отправился к церковному старосте.

— Так и так, Никита Назарыч, я к вам с усерднейшей просьбой. Не откажите доброму делу.

— Прикажите выдать горсточку огарков. самых ма

хоньких. Потому как сироты. ни отца, ни матери. Я, стало быть, сторож переселенский. Восемь сироток осталось. Так вот, Никита Назарыч, одолжите горсточку.

— На что тебе огарки?

— Удовольствие хочется сделать. Елку зажечь, вроде как у путных людей.

Староста поглядел на Митрича и с укором покачал головой.

— Ты что, старик, из ума, что ли, выжил? — проговорил он, продолжая качать головой. — Ах, старина, старина! Свечи-то небось перед иконами горели, а тебе их на глупости дать?

Проблема сострадания. По тексту Николая Дмитриевича Телешова:«(1)Был канун рождества… (2)Сторож переселенческого барака, отставной солдат, с серою. » (ЕГЭ по русскому)

Почему люди проявляют жалость к окружающим? Могут ли проявлять заботу к совершенно незнакомым людям, при этом не требуя ничего взамен? Почему людям доставляет удовольствие помогать другим? Именно эти вопросы затрагивает Николай Дмитриевич Телешов.

Итак, основная проблема, поднятая в тексте, — это сострадание к людям и помощь окружающим.

Митрич проявляет жалость к детям-сиротам и решает сделать для них настоящий праздник. Ведь дети никогда не видели и не ощущали праздника: «Гляжу я на них- и сердце кровью обливается: эх, думаю, неправильно!». Митрич, несмотря на все трудности при создании праздничной обстановки для детей, всё же осуществляет свою задумку: «Всегда угрюмые и задумчивые, дети радостно закричали… глаза их оживились, личики зарумянились».

Позиция автора заключается в том, что человек должен проявлять жалость к окружающим, заботиться не только о своей жизни, но и о жизни окружающих, ведь доставляя радость другим, ты и сам получаешь удовольствие.

Я соглашусь с автором.

Действительно, помогая другим людям, ты получаешь некое удовольствие. Думаю, многие согласятся с тем, что отдавать намного приятнее, чем получать. Докажу свою точку зрения примерами из художественной литературы.

Обращаясь к проблеме сострадания, не могу не обратиться к произведению Александра Ивановича Солженицына «Матрёнин двор», в котором рассказывается про крестьянку Матрёну, её человечность, доброту, сострадание и любовь к ближнему. Она бесплатно помогала чужим детям, но не ждала взаимной помощи, не гналась за богатством. Наиболее ярко её добродушие и сострадание проявляется в ситуации с горницей. Матрёна позволила разобрать свой дом, ради воспитанницы Киры, которой негде было жить. Не это ли пример сострадания?

Приведу ещё один аргумент — это произведение Вячеслава Леонидовича Кондратьева «Сашка», в котором рядовой пехотинец Александр берёт в плен врага.

У Сашки нет ненависти к немцу, а лишь жалость. Он получил приказ расстрелять военнопленного, но исполнить приказ не может и старается переубедить командира. Сострадание может проявиться не только к близким, но даже к врагу, а значит, к любому человеку.

Таким образом, я доказал, что сострадание должно проявляться не в словах, а в поступках. Именно поступки показатель человечности души.

Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем
чат-боте Сочинения24

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id28771

Источники:

http://www.litmir.me/br/?b=42509&p=1
http://libking.ru/books/prose-/prose-rus-classic/55470-nikolay-teleshov-elka-mitricha.html
http://www.kritika24.ru/page.php?id=28771